«Что за человек! Что за солдат! Что за сорвиголова!»
- Наполеон о маршале Нее.

Мише́ль Ней (фр. Michel Ney, 1769—1815) — один из наиболее известных маршалов Франции времен Наполеоновских войн, герцог Эльхингенский (фр. duc d'Elchingen) и князь Москворецкий (фр. prince de la Moscowa) (Двадцать пятого марта 1813 года Наполеон пожаловал Нея титулом князя по имени Москвы-реки за Бородинское сражение, которое французы именовали сражением при Москве-реке)

Мишель Ней родился 10 января 1769 года во французском анклаве Саарлуисе с преимущественно немецкоязычным населением. Он стал вторым сыном в семье бочкаря Пьера Нея (1738—1826) и Маргарет Гревелингер. После окончания колледжа работал писцом у нотариуса, потом надзирателем на литейном заводе.

В возрасте 18 лет оставил мирную канцелярскую работу и записался в гусарский полк. Первые годы революции он провел по большей части на границах молодой Французской Республики, где его необачайную храбрость и талант полководца в 1794 году заметил генерал Клебер. В то время ему уже дали прозвище "Неутомимый". Атаки гусар, которыми он командовал в 1797 году, способствовали победам при Ньювайде и Диердорфе. В революционных войнах Франции, получил ранение при осаде Майнца.

В августе 1796 стал бригадным генералом в кавалерии. 17 апреля 1797 Ней в бою под Нойвидом попал в плен к австрийцам и в мае того же года вернулся в армию в результате обмена на австрийского генерала.

В 1798 году о Нее заговорила вся Франция: благодаря искусно организованной авантюре он хитростью захватил крепость Манхейм, имея с собой всего 150 человек. Очень скоро он стал дивизионным генералом. После новых подвигов в Дунайской Армии его выпросило для себя командование Рейнской Армией. Государственный переворот 18 брюмера Ней встретил под командованием Лекурба. Убежденный республиканец не слишком радовался, но тем не менее проявил лояльность по отношению к Консульству.

В марте 1799 повышен в звании до дивизионного генерала. Позже в том же году, посланный для подкрепления Массена в Швейцарию, он близ Винтертура был тяжело ранен в бедро и кисть.

В 1800 году, служа под командованием Моро, он вновь заставил говорить о себе после сражения под Хохенлайденом (3 декабря 1800 г.). Молниеносной атакой он взял в плен 10 000 человек. Первый Консул очень заинтересовался этим генералом. Он женит его на Гортензии де Богарне и назначает послом в Швейцарию. В 1803 году Нею была поручена комплектация и командование VI-ым армейским корпус Булонского лагеря, будущей Великой Армии. В следующем году, 19 мая 1804 года Ней получил маршальский жезл.

Получив при провозглашении империи маршальский жезл, Ней в войне 1805 г. с Австрией разбил эрцгерцога Фердинанда при Гюнцбурге и 14 октября штурмом на Эльхингенские бастионы привёл к капитуляции Ульма. В битве при Йене он довершил поражение пруссаков, потом принудил к сдаче Эрфурт и Магдебург; в 1807 г. решил участь сражения при Фридланде, заслужив здесь прозвание le brave de braves. В Испании, с 1808 г., он совершил ряд блестящих подвигов, но в 1811 г. поссорился с главнокомандующим Массеной из-за плана кампании и вернулся во Францию. Титул le brave de braves Ней получил 17 ноября 1812 году при отступлении от Москвы (Д. Чандлер Военные кампании Наполеона, стр,507).

В Русской кампании 1812 года командовал корпусом и за битву при Бородино 7 сентября 1812 года получил титул князя Москворецкого (de la Moscowa; часто неправильно переводят как «князь Московский», но «Московский» от города по-французски будет de Moscou, а Бородинская битва произошла в верховьях Москвы-реки и соответственно называется bataille de la Moscowa) и прозвище от Наполеона - "храбрец храбрецов".

При отступлении французской армии он творил чудеса. Находясь в арьергарде и преследуемый врагами он сумел чудесным образом присоединяться к Наполеону до переправы через Березину. Чтобы спасти оставшиеся у него 3 000 человек, Ней не считал усилий и жертв. Он был одним из последних французов, покинувших русские земли.

Следующие два года Ней провел на ключевых постах армии, участвую в битвах при Лютцене (2 мая 1813 г.), Бауцене (20-21 мая 1813 г.), Денвице (6 сентября 1813 г.), где с ним сражался Бернадотт, и наконец в Лейпциге (16-19 октября 1813). Главной причиной поражения Ней посчитал честолюбие Наполеона. В апреле 1814 года он был среди тех маршалов, кто просил Императора отречься и одним из тех, кто принес императору Александру акт Наполеона о сложении полномочий.

По возвращении короля Людовика XVIII Ней принес ему клятвы верности и поклонения. Луи XVIII оказал ему хороший прием, назначил командующим королевской гвардии сделал членом палаты Пэров. Маршал начал придворную жизнь.

Каждая из правящих в Европе династий в своих отношениях с императорской Францией совершила целый ряд дорого обошедшихся ей ошибок, но ошибки, которые сделали Романовы, Габсбурги, Гогенцоллерны или Ганноверская династия, не шли ни в какое сравнение с теми, которые совершили сами короли Франции, Бурбоны, вернувшиеся в свою страну после двадцати двух лет изгнания весной 1814 года.

Казалось бы, все складывалось в их пользу. Уставшая от войны страна была готова принять Людовика XVIII, этого страдающего от подагры толстяка, хотя и навязываемого ей иностранными штыками; когда же Наполеон ехал на Эльбу, толпы народа, окружив карету, выкрикивали оскорбления в его адрес и сжигали его портреты, называя тираном. Белую кокарду, символ старинной французской монархии, прикалывали люди из самых разных классов общества, и, будь у Людовика и его самодовольных приверженцев хоть чуть-чуть такта, умеренности, да и просто здравого смысла, можно не сомневаться, что и буржуазия, и трудящиеся слои приняли бы их без особых возражений.

К сожалению, Бурбоны не были способны обрести здравый смысл. В одном из первых же официальных документов предусматривалось провезти по улицам Парижа статую Девы Марии в сопровождении группы маршалов, закованных в кандалы!

Суды, руководствуясь линией правительства, выносили немыслимые приговоры. Вернувшиеся из изгнания аристократы стремились отомстить за двадцать лет жизни в нужде и лишениях, проведенных ими в Англии или других странах, и поэтому каждый юридический акт правительства определялся задетой гордостью аристократии, ее стремлением отомстить обидчикам. Дворяне желали не просто покорности. Они желали раболепия.

Этих пустых и довольно-таки жалких людей мало беспокоила слава, которой покрыла себя французская армия в битвах против войск стольких коалиций. Они помнили только о том, что их выгнала из отечества взбунтовавшаяся чернь, которую аристократы просто не считали людьми, и вынудили их жить за границей на подачки или кое-как изворачиваясь.

Поведение Нея в это время крайне озадачивало друзей герцога Эльхингенского. Он был настолько резок в своих высказываниях о Наполеоне и причинах его падения, что его можно было бы принять даже за защитника дела Бурбонов, если бы он не критиковал их столь же открыто. Он разъезжал по окрестностям Парижа и провинциям, ворча и жалуясь, иногда сравнивая императора с его наследником, причем сравнение оказывалось не в пользу последнего. Как справедливо пишет Эдит Саундерс, «… когда Наполеон был вынужден подписать акт об отречении, Ней хвалился перед роялистами своей ролью в наставлении его на этот путь. В результате общественное мнение сочло его человеком недостаточно благодарным и преданным правителю, который щедрой рукой отмерял ему богатства и почести» (Саундерс Э. Сто дней Наполеона. М., 2002. С. 21.).

В первое время Людовик XVIII относился к маршалам со всей королевской учтивостью, однако затем в нем стало проявляться равнодушие к армии и вообще ко всем военным делам.

Несмотря на особое доверие короля к Нею, последний не был огражден от злопыхательства в свой адрес и в адрес своей супруги, и, возможно, он более, чем другие маршалы, пострадал от злобных насмешек роялистов.

Так, зная, насколько чувствителен Ней в отношении почета, оказываемого маршалам, один из придворных привел его в ярость, сделав вид, что не узнает одного из его прославленных коллег, внимательно вглядевшись в того и потом спросив: «А кто это тут?» Где бы Ней ни находился, эта его особенность всегда была мишенью для придворных остроумцев и скандалистов.

Они очень задевали чувствительных женщин типа Аглаи Ней, о которой племянница короля графиня Ангулемская однажды спросила: «А что, собственно, нужно при дворе племяннице мадемуазель Кампан, этой дочке пекаря?»

Не в состоянии больше терпеть издевательств в свой адрес и в адрес своей жены, Ней в январе уезжает в свое имение Кудро. «Я не желаю больше видеть, как моя жена возвращается по вечерам вся в слезах от унижений, полученных днем», - заявил он генералу Лекурбу.

Во вторник 7 марта 1815 года маршал Ней прибыл в свой особняк в Париж на улице Бурбон с намерением провести в столице совсем немного времени: он собирался взять свой мундир и как можно быстрее уладить несколько личных дел. Накануне, к нему в имение Кудро прибыл курьер с приказом военного министра маршала Сульта незамедлительно отправляться в Безансон. Адъютант согласился поужинать с маршалом, а затем с большой поспешностью отправился в обратный путь, не сказав ни слова о высадке Наполеона в бухте Жуан только по одной причине: ему самому не сообщили об этой потрясающей новости: "

В разговоре с графом Сегюром 7 марта маршал с решимостью говорил, что собирается всеми силами противиться вторжению Наполеона; он был искренен 11 марта, когда говорил генералу Бурмону: «Если мы встретимся с ним, он будет уничтожен», и де Бурсэ: «Необходимо затравить Бонапарта, как хищника или бешенную собаку» (Ibid. P. 9.); был искренен 12 марта, когда говорил маркизу де Сорану: «Войска будут сражаться. Если это будет необходимо, я первым выстрелю из ружья или карабина, и проткну сомневающегося солдата своей шпагой, а эфес будет служить ему пластырем» (Ibidem.).

К несчастью для самого Нея боевое настроение владело им недолго.

Граф де Блака, направляя некоторое время спустя Талейрану изложение этих событий, писал:

«Маршал Ней, прощаясь с королем и целуя руку Его Величеству, сказал с тоном преданности и порыва, который, казалось, проистекает от солдатской прямоты, что если он поразит врага короля и Франции, то привезет его в железной клетке. События скоро показали, на какое подлое притворство вдохновлял в то время его план наиболее черного предательства» (Welschinger H. Op. cit. P. 6-7.).

Был ли искренен Ней? Нет никакого сомнения. Маршал, давая обещание королю, был искренен и в то время даже не думал о какой-либо измене.

12 марта в Париже стало известно о сдаче Лиона. Герцог Беррийский был назначен командующим парижским гарнизоном в 40 тысяч человек, а маршал Макдональд – начальником штаба. Все надежды роялистов были теперь на маршала Нея, который выехал в Безансон. Только он мог остановить продвижение Наполеона и, к счастью, был удачно расположен для фланговой атаки. В столице с нетерпением ожидали новостей о битве.

Ни Монсеньор, ни Макдональд не посчитали себя обязанными предупредить его о том, что произошло в Лионе. Монсеньор, который должен был руководить операциями против Бонапарта, устремился в Париж и оставил его без инструкций.

11 марта шевалье Рено де Сен-Амур информировал генерала Мерме, что получил приказ Монсеньора направить свои войска к Мулену – новому месту сбора армии. Никакого общего руководства не было, была только видимость. Хаос достиг своего апогея. Каждый командовал на свой страх и риск, однако результат был только один: войска переходили на сторону Наполеона и не желали сражаться за дело ненавистных Бурбонов.

В тот же день Ней наконец-то имеет возможность узнать новости из уст герцога де Мэйля: Гренобль и Лион в руках Наполеона.

Услышав новости о неудаче Макдональда в Лионе, Ней начал сомневаться в своих собственных солдатах. Вместе с этими сомнениями пришла депрессия и душевный дискомфорт, приведший к приступам иррациональной раздражительности и беспричинным вспышкам гнева, направленного то против Наполеона, то против слабости Бурбонов.

В течение последующих двух дней Ней был занят сбором войск, боеприпасов, разведкой, чтобы получить точную информацию о движении Наполеона. Вскоре он знал, что император имеет 14-тысячную армию, тогда как сам мог противопоставить Наполеону не более шести тысяч солдат. Правда, после известных событий в Гренобле и Лионе маршал сомневался в преданности своих солдат королю. Генерал Бурмон был обескуражен полученными сообщениями, но Ней, пытаясь вдохнуть уверенность всем офицерам, заявил: «Мы малочисленны, но лучше оснащены. Я возьму ружье и сделаю выстрел первым и затем каждый будет сражаться и действовать согласно приказу» (Ibid. P. 174.). Когда маршал входил в ресторан, произошел неприятный инцидент: один из офицеров, увидев Нея, закричал: «Да здравствует император!» Реакция Нея последовала незамедлительно: он приказал арестовать офицера-смутьяна. Но на этом неприятности маршала не закончились; отовсюду приходили известия, что простые люди восторженными криками встречали императора, а солдаты покидали свои части, чтобы примкнуть к маленькой армии Наполеона. Император шаг за шагом завладевал страной, не произведя ни одного выстрела. Все эти сообщения не давали покоя Нею и вызывали в его душе противоречивые чувства.

12 марта Ней настоятельно просил Сюше и Удино прислать ему артиллерию как можно скорее.

13 марта он информировал Сюше, что направил маркиза де Сорана к Монсеньору, чтобы узнать свежие новости от него и от Макдональда. Ней предполагал, что они еще в Мулене.

Ней был полон решимости дать бой Бонапарту. Он писал об этом в одном из писем: «Я в состоянии идти на Лион, как только буду точно знать о действиях, предпринятых Бонапартом» (Welschinger H. Op. cit. P. 25.). Маршал полагал, что необходимо действовать как можно быстрее, несмотря на то, что он не имел свежих новостей о действиях императора, а войска, которые обещал прислать Сульт, не приходили.

Префект советовал маршалу присоединиться к войскам маршала Массена на юге, либо идти к Шамбери, чтобы соединиться с швейцарской армией, которая готова сражаться за дело короля. Последнее предложение вывело Нея из себя и он в гневе заявил: «Я никогда не сделаю этого! Если иностранцы вступят на территорию Франции, это должно быть сигналом для каждого француза, чтобы встать на сторону императора. Эти омерзительные иностранцы так или иначе ответственны за все неприятности моей страны!» (Le Gette B. Op. cit. P. 174.)

Наполеон был прекрасно информирован о том, что происходит во Франции, и знал, что маршал Ней послан на борьбу с ним и что его рискованное предприятие вступило в критическую фазу. Необходимо было предпринять необычайные усилия для избежания конфликта. Успех зависел от того, удастся ли Наполеону взять Париж без единого выстрела и предстать перед международным сообществом в образе правителя, которого вернула к власти воля народа. Зная импульсивный характер Нея, он надеялся повлиять на его лояльность королю и привлечь, таким образом, на противоположную сторону. Величайшим недостатком Нея была неосведомленность в вопросах мировой политики. Он был прекрасным профессиональным военным, но не являлся ни проницательным, ни даже разумным общественным деятелем. Нужно было лишь произвести соответствующий драматический эффект, чтобы он потерял голову. Вместе со своим близким помощником Бертраном Наполеон составил следующий план. Несколько фанатически настроенных старых солдат были засланы агентами в подчиненные Нею войска, чтобы агитировать их перейти на сторону императора. Вслед за этим к Нею были отправлены эмиссары, которые прибыли к маршалу в ночь на 14 марта. Это были офицеры гвардии, хорошо известные Нею. Впоследствии он великодушно отказался раскрыть их имена. Посланцы Наполеона привезли письма от генерала Бертрана, Наполеона и прокламацию, которую маршал должен был прочесть перед войсками.

В ночь с 13-го на 14 марта между часом и тремя часами ночи к Нею прибыли несколько эмиссаров Наполеона, которые доставили ему письмо Бертрана. Он предлагает маршалу присоединиться к императору, чтобы не разжигать пожар гражданской войны.

Далее посланники Наполеона сообщили, что король бежал из Парижа и что союзники в Вене ссорятся друг с другом. Они также сообщили, что возвращение императора было устроено несколько месяцев тому назад, что английская эскадра была специально отведена от Эльбы, чтобы облегчить его бегство; что Австрия – союзник императора, что императрица и Римский король скоро покинут Вену и прибудут в Тюильри, что трехцветный флаг развевается ныне над каждым городом во Франции.

Офицеры с величайшей убежденностью выложили эту историю Нею, возможно, и сами веря в нее. Чудовищно преувеличивая и выдавая надежды своего предводителя за свершившиеся факты, они сделали все возможное для того, чтобы факты действительно свершились.

Конечно, не все, что говорили посланцы Наполеона было правдой. Союзники на Венском конгрессе, узнав о высадке Наполеона во Франции, объявили императора «вне закона» и собирали армии, чтобы уничтожить его; Австрия никак не претендовала быть в рядах союзников «узурпатора»; Мария Луиза, императрица, не собиралась в Париж и после отречения Наполеона в 1814 году «утешилась» в объятиях Нейперга; сын же Наполеона был под строжайшим присмотром австрийского двора, который всеми силами старался воспитать его как австрийского принца и вычеркнуть из памяти молодого человека тот факт, что он является сыном Наполеона.

Ней был в растерянности, он не знал чему и кому верить, правдивы или лживы те сведения, которые он только что услышал из уст эмиссаров императора. Уже несколько дней он стоял перед выбором: остаться верным присяге королю или отречься от короля и примкнуть к Наполеону.

Ней не дал посланникам Наполеона никакого ответа, но уверил их, что они могут остаться в гостинице без опасности быть арестованными. Всю ночь напролет он размышлял, пытаясь принять решение: он приносил клятву верности королю, но, приехав в Безансон, он увидел, что солдаты не пойдут за ним против императора; если он, Ней, пойдет против Наполеона он может быть ответственен за гражданскую войну; что император думает о нем, император, который сделал для него так много, который сделал его маршалом Франции, герцогом и князем, известным не только во Франции, но и во всей Европе… Что делать, как быть?.. Постепенно ему становилось ясно, что между Наполеоном и возможностью бескровного завоевания Франции стоит он один.

14 марта в 10.30 утра генерал Бурмон отдал приказ сoбрать войска, которые выстроились большим квадратом на площади Лон-ле-Сонье. Ней, совместно с Бурмоном и Лекурбом, вышел в центр каре и громким голосом стал читать прокламацию, которая, по его словам, была доставлена ему эмиссарами Наполеона (На первом допросе маршал заявил префекту полиции Деказу, что эта прокламация не являлась его детищем, что она была передана ему эмиссарами Наполеона. Перед тем, как огласить прокламацию перед войсками, Ней показал ее генералам Бурмону и Лекурбу. По словам Нея, Бурмон заявил, что необходимо «присоединиться к Бонапарту, что Бурбоны наделали много глупостей и их надо оставить». Генерал Лекурб также не высказался против. Правда, сам Бурмон уже позже, во время суда над Неем, протестовал против этого, заявляя, что не предлагал присоединиться к Бонапарту.).

Вот текст прокламации, которая была опубликована в «Монитере» 21 марта:

«Офицеры, унтер-офицеры и солдаты, дело Бурбонов проиграно навсегда. Законная династия, которую избрала себе французская нация, снова собирается взойти на трон. Только императору Наполеону, нашему суверену, следует царствовать над нашей прекрасной страной.

Благородство Бурбонов, решивших вновь покинуть родину или предоставить им жить среди нас, что для нас важнее? Священное дело свободы и нашей независимости не может более терпеть их гибельное влияние. Они пожелали унизить нашу военную славу, но они ошиблись. Эта слава – плод слишком благородных дел для того, чтобы мы могли навсегда позабыть о ней. Солдаты!.. Свобода наконец торжествует, и Наполеон, наш августейший Император, собирается упрочить ее навсегда. Пускай отныне это прекрасное дело станет не только нашим, но и всех французов! Пусть все храбрецы, коими я имею честь командовать, проникнуться этой благородной правдой! Солдаты, я часто вел вас к победе. Теперь я хочу повести вас к той бессмертной фаланге, которую император Наполеон ведет к Парижу… и там наша надежда и наше счастье будут осуществлены навсегда! Да здравствует Император!» (Welschinger H. Op. cit. P. 32-33.)

Прокламация была датирована задним числом - 13 марта – и подписана: «маршал Империи князь Москворецкий». Она произвела чрезвычайно сильное воздействие на войска, и это доказывает то, что она отвечала их собственным чувствам. Энтузиазм был огромным, войска раз двадцать кричали «Да здравствует император!», а затем разбрелись по Лон-ле-Сонье, подвергая разрушению все, что было связано с Бурбонами. Все радовались и обнимали друг друга. Казалось, что все в одночасье сошли с ума от радости, которую сдерживали во время правления Бурбонов и вдруг вырвавшуюся наружу.

Весь день солдаты и офицеры были в приподнятом состоянии, они срывали белую кокарду и нашивали на форму и шляпы трехцветную кокарду. Вечером Ней дал праздничный обед в гостинице «Золотое яблоко». Все веселились, правда, виновник торжества был задумчив и, казалось, не обращая внимания на происходящее вокруг.

Бурмон, присутствовавший и при чтении прокламации и на праздничном обеде, на следующее утро незаметно скрылся, отправившись в Париж. Несколько офицеров, оставшись верными королю, последовали за ним.

Когда Людовику XVIII доложили об измене Нея, он с негодованием воскликнул: «Презренный! У него, стало быть, нет больше чести!» (Perrin E. Op. cit. P. 283.).

Наполеон в труде «Остров Эльба и Сто дней», продиктованном на острове Святой Елены, заявлял, что 16 марта Ней послал ему свое обещание повиноваться вместе со своей прокламацией, и добавил: «Чтение прокламации этого маршала удивило Императора…». Он мотивировал это удивление тем, что демарш маршала «являлся только шагом выгоды и эгоизма».

Тогда получается, что эмиссары Наполеона не привозили прокламацию с собой?.. Если верить написанному на Святой Елене, они ограничились тем, что вручили 13 марта маршалу письмо от Бертрана и газеты из Гренобля и Лиона.

Наполеон не был благосклонен к маршалу. Он говорил: «Обстоятельства были таковы, что у него (у Нея – С.З.) было только два выбора: встать во главе солдат и самому дать сигнал либо возвратиться в Париж и с той поры занять нейтральную позицию или последовать за королем» (Ibid. P. 38.). Правда, имелся и третий выбор – измена, и о котором император сказал, что последний выбор «более соответствует обещанию, которое он дал королю, но не соответствовал энергии его характера, интересам его амбиций и тщеславию» (Ibidem.). Он не мог совсем простить маршала.

Наполеон не сохранил к маршалу особой признательности за то, что Ней привел свои войска к нему.

Определенно, что 14 марта, в день своей измены, маршал Ней думал о том, чтобы избавить от любой опасности сторонников Бурбонов, предостеречь их от насильственных действий, которым они могли подвергнутся со стороны толпы и бонапартистов(Несмотря на то, что Ней отказывался арестовывать всех несогласных с его поведением после провозглашения прокламации 14 марта, он, подписывает, тем не менее, приказ, обнародованный в Осере (Оксере) 19 марта и направленный командующему войсками в городе Доль: «Во исполнение приказа Его Величества Императора французов гражданским и военным властям необходимо арестовать и заключить в тюрьму везде, где они окажутся, следующие лица: генерал-лейтенанта Бурмона, генерал-лейтенанта Лекурба, генерал-лейтенанта Делора, бригадного генерала Жарри, майора Генетье, бригадного генерала Дюрана, полковника Дюбалена, барона Клуэ, командующего войсками в Осоне (Оксоне) графа Ссея, префекта департамента Ду и мэра города Доль»56. Конечно, на маршале лежит вина за то, что он скрепил своей подписью этот приказ. Однако в его оправдание следует сказать следующее: данный приказ не был приведен в исполнение, а посему никто из упомянутых лиц не был арестован. Первые в этом списке - Бурмон и Лекурб - возвратились в армию и служили Наполеону. В отношении других, приказ об аресте был отменен тотчас же по прибытии Нея в Париж. Когда в палате пэров, во время судебного заседания 4 декабря, маршалу был представлен текст этого приказа, он ответил: «Я признаю его. Он был отдан мне Бертраном, однако никто не был арестован. Ни один маршал не имел желания арестовывать генерала... Я не распорядился арестовывать кого бы то ни было. Я предоставил всем свободу» (Ibid. P. 43.).).

Продолжение ...